помнишь, для чего… Ради кого мы это всё…
– Не надо… – перебил её муж.
– Но мы ведь даже не обсуждаем…
– И не будем обсуждать! – неожиданно выкрикнул муж.
Жена закрыла лицо руками, не в силах сдержать слёзы. Муж резко начал тормозить и съехал на обочину. Жена быстро утёрла лицо, как будто стыдясь своих слёз. Муж несколько минут просто сидел молча, держась за руль и смотря вперёд. Собравшись с мыслями, он спокойно сказал:
– Мамочка, тебе не стоит посещать этого психолога. Он только беспокоит твою память своими глупыми расспросами…
– Замолчи! Замолчи! – неожиданно для него выкрикнула она. Потом стыдливо прикрыла рот рукой, открыла дверь, выскочила из машины и быстрым шагом пошла в сторону берега.
Муж оторопело смотрел ей вслед. Ведь ещё никогда она не позволяла себе разговаривать с ним таким тоном. И только когда она скрылась за песчаным холмом и соснами, он вышел из машины. С раздражением он достал из салона свою трость и, опираясь на неё, медленно поковылял за женой, сам себе сказав вслух:
– Да погоди ты, я не могу так быстро по этим шишкам…
С трудом он поднялся на холм. Сразу увидел жену, она сидела в старой лодке на пляже и глядела в морскую даль. Он стал аккуратно спускаться с холма. Но вдруг споткнулся о торчащий корень сосны и с возгласом: – Бля-я-я! – грохнулся на песок.
Встал. Отряхнулся. Подобрал трость и вновь стал спускаться, бормоча что-то зло и неразборчиво.
Жена обернулась, почувствовав его приближение. Но сразу отвернулась.
Приблизившись, муж молча влез в лодку и сел на соседней скамье. И так они сидели молча несколько минут, глядя на водную гладь. Потом муж, пересилив свою надменность, сказал:
– Я помню… Ты не думай, что я не помню. Не было ни одного дня, чтобы я не вспоминал… его…
При этих словах жена повернулась к нему. И муж продолжил:
– Но… видимо, каждый переживает такие события по-своему. Жизнь такая штука… знаешь ли… Её не объяснишь в рамках кабинета психотерапевта. Её можно только прожить, и всё… Но ты не подумай. Я не против всего этого. Я, наверное, погорячился, сказав, чтобы ты бросила это дело. Просто с тех пор, как ты начала посещать этого доктора, мне показалось, что ты только глубже начала уходить в себя. До этого ты вся была в работе. А теперь я часто нахожу тебя в глубокой задумчивости. Вот поэтому мне, может, и показалось, что тебе от этих сеансов становится только хуже. Но если ты считаешь, что это тебе помогает, то я больше не буду лезть в это дело. Но… Ты только пойми меня правильно… Моя жизнь – это моя жизнь. Не то чтобы я не верю в эффекты от этих сеансов. Вероятно, какие-то эффекты от них есть. Но я осознанно выбираю такую жизнь. И не потому, что мне нравится страдать, и даже не потому, что я заслуживаю эти страдания, а потому, что только через эти страдания я ощущаю, что я всё ещё жив. Видимо, счастливая жизнь не по мне. В сказки психотерапевтов, священников и политиков про счастливую жизнь я не верю. Я верю просто в жизнь, в такую, какая она есть, принимаю её такой, какая она есть, не жду от неё никаких чудес, и от этого мне жить проще.
Жена ничего на это не сказала, а лишь пересела к мужу и обняла его.
10
Даша проснулась от тихого шороха. Сначала ей показалось, что этот звук ей приснился. Но шорох вновь продолжился. Она посмотрела на пустую детскую кроватку у окна. Присела на край постели и прислушалась. Теперь звук был больше похож не на шорох, а на то, как будто кто-то тихонько стучит. Даша встала и направилась к двери. Открыла дверь и вновь прислушалась. Звук доносился явно с кухни. И она пошла на кухню. Дверь была закрыта. Звук был отчётливым, но всё же его природа была неясной. Даша аккуратно, словно боясь спугнуть того, кто этот звук производит, открыла дверь и увидела сына, который сидел на полу и собирал конструктор Lego.
– Не складывается, – с досадой сказал ребёнок, не поднимая глаз на мать.
– А что ты пытаешься собрать? – спросила мама.
– Мир, – уверенным голосом сказал сын.
– Давай я тебе помогу, – сказала мама.
– Нет, – спокойно и так же не поднимая глаз ответил сын, – я должен сам.
– Но почему ты не хочешь, – обидчиво спросила мама, – чтобы я тебе помогла?
– Понимаешь, мама, ты смотришь на мир через призму собственной обусловленности. И это никак не поможет мне увидеть мир таким, какой он есть на самом деле.
– А какой он? – с неподдельным интересом спросила мама.
– Я бы так не ставил вопрос. Я бы в первую очередь спросил себя: каким я хочу, чтобы был этот мир? И в зависимости от ответа начал изо всех своих сил и возможностей делать его таким, каким мне хочется.
– Но разве два этих убеждения не противоречат друг другу? Сначала ты говоришь, что мир такой, какой он есть. А потом – что мир должен быть таким, каким хочется тебе.
– Противоречие есть лишь на первый взгляд. Но если за основу взять то, что мир мы воспринимаем мозгом и объясняем его себе мозговой активностью, значит мир есть лишь то, что мы о нём думаем. И тогда он действительно одновременно и такой, какой он есть, и такой, как хочется тебе.
– Ну… – неуверенно спросила мама, – и что же ты решил?
– Вот в том то и дело, что пока ещё не решил. Пока не складывается.
– Может быть, ты боишься?.. Может быть, ты боишься отца?
– Не столько самого отца, – сказал сын, – сколько его странной мечты, которая даже отсюда кажется мне более реальной, чем я сам.
На этой мысли сына сон Даши прервался. Она резко приняла положение сидя, схватилась за живот, впервые почувствовав движение новой жизни внутри себя.
11
Когда корпоративная вечеринка по случаю юбилея клиники Дмитрия Борисовича подошла к концу и все сотрудники разъехались по домам, в клинике остались только Дмитрий Борисович, Ларочка и уборщица.
За традиционной чашкой чая Ларочка полюбопытствовала у доктора, каким образом и на каком этапе своего жизненного пути он пришёл к мысли стать психотерапевтом.
– Это довольно долгая история, – сказал доктор. – Боюсь наскучить вам в такой радостный вечер.
– Ну пожалуйста! Пожалуйста! – взмолилась Ларочка. – Вы ведь так много рассказываете о своих пациентах, но так мало о себе.
– Да-а-а… А ведь вы совершенно правы, Ларочка. Не удовлетворить вашу естественную любознательность означало бы отойти от собственных принципов открытости.
Ларочка начала ёрзать в кресле так, как это обычно делают, устраиваясь поудобнее перед просмотром интересного фильма. И доктор начал свой рассказ:
– Дело в том, что мама покинула нас с отцом очень рано. Настолько рано, что я практически её не помню. Причина её ухода из жизни мне до сих пор не ясна. Отец всегда был скрытен по натуре. А может быть, и просто хотел оградить меня от излишних переживаний по этому поводу. Но всё же где-то в подсознании у меня сохранился её светлый образ, если выражаться языком научным, по всей видимости, он сохранился посредством её вербальных посылов. Я не помню её лица, фигуры, цвета волос и глаз, но я слово помню её голос.
Воспитывала меня бабушка, и именно она, пожалуй, была для меня самым близким человеком. Отец был директором школы и по совместительству учителем по литературе в старших классах, в его ведомстве было слишком много детей, чтобы он мог уделять достаточно времени одному ребёнку, пусть даже и сыну. Но вы не подумайте, ни тогда не было, ни сейчас не осталось у меня никакой обиды на отца. Напротив, в детстве я охотно помогал ему в его делах: сортировал работы учеников, по мере своих сил и способностей помогал в разных организационных вопросах. Отец любил рассказывать о своих учениках, о способных и отстающих, о возможных причинах их способностей или неуспеваемости. И видимо, уже тогда я неосознанно старался анализировать психотипы детей.
– Ага-а-а… – утвердительно сказала Ларочка.
